Ну, давай начнем сначала. Представь, Life.ru раскопал, с кем россияне мечтают пообщаться известных мертвецов. Первое место — Владимир Жириновский, на втором — Ванга, на третьем — Пётр I. В топ-10 также попали Александр Пушкин, Иосиф Сталин, Сергей Бодров, Виктор Цой, Михаил Задорнов, принцесса Диана и Владимир Высоцкий. Ну, и тут мы попросили психолога Станислава Самбурского разобраться с этим списком. Что это может сказать о нас, россиянах?

Когда мы хотим «оживить» кого-то — это не про магию, а про внутреннее желание. Часто это идет от потребности в понимании, силе, мудрости или поддержке, которые мы связываем с этим человеком. Такие желания могут отражать наши скрытые потребности, надежды, страхи, то, что мы ищем внутри себя. Если бы сделали более глубокий опрос, исследователи бы узнали, что люди, называя знаменитость, чаще всего опираются на фигуру того близкого человека, которого им наиболее не хватает.

Ну вот, а почему Жириновский, Ванга, Пётр I и Сталин в топе? Ну, выбор Жириновского — это не только про политику. По словам Самбурского, это про архетип буйного правдоруба, который говорит то, что думают, но боятся сказать. Жириновский в массовом бессознательном — как «тот, кто не сдерживается», а значит — не парится по поводу границ. Для многих это может быть форма компенсации: хочется внутренней свободы, ярости, экспрессии. Это проекция подавленной агрессии. Жириновский — фигура, насыщенная нашими чувствами: восхищением, страхом, отвращением, завистью. Ну, и вот, такие фигуры мы хотим «вернуть», чтобы разобраться с собой. Дополнительный интерес к фигуре обеспечивают его яркие и точные предсказания о нашей стране, отмечает психолог.

У тех, кто выбрал бы Вангу, есть глубокий запрос на понимание судьбы и смысла. Когда мы тревожны, особенно в эпоху неопределенности, хочется поговорить с тем, кто якобы «видел всё наперёд». Ванга в сознании — как бабушка, знающая ответы на тайные вопросы. Это поиск утешения, способ обойти страх перед будущим. Как и с Жириновским, здесь можно увидеть ресентимент — скрытую обиду на свою беспомощность, когда глобальные изменения происходят. Часто она перерастает в идеализацию тех, кто, как кажется, знал ответы.